20 мая. Погода солнечная. Дожди и бури как-то прошли стороной. Но вот как раз дожди б и не помешали, так как сейчас явное недоувлажнение почвы. Говорят, даже черешня посохла. Абрикосы тоже частично осыпались, но большая часть все-таки осталась, это довольно засухоустойчивый фрукт. Зацвела бузина черная, Пик цветения робинии. Отцвел конский каштан и черемуха. Из трав массово цветет горошик тонколистный (не припомню, чтобы когда-либо были такие плотные цветущие заросли, как будто вересковые пустоши Англии), подорожник Почесского, ирис солелюбивый, молочай степной и прутьевидный, на обнажениях - лен (тоже рекордно много). Продолжает цвести мытник, живучка Лаксмана, всякие вероники. Зацветает таволга, но что-то мало. Шалфея поникающего тоже в этом году маловато. Зато я нашел еще не зацвевший экземпляр какого-то другого шалфея, который выглядит, словно гибрид поникающего и дубравного. На ирисах много медных бонзовок, в этом году пионы их не дождались. А вот оленок нет ни одной! Очень много разных мух, которые сидят почти на каждой травинке и веточке спаржи. А вот прямокрылых крайне мало, встретил лишь пару мелких кузнечиков. На теттигоний и дыбок - не намека, хотя я прокосил и просмотрел самые любимые их места, в самую подходящую пору - на закате. Видел первого рабочего земляного шмеля. Также видел одну матку этого вида. Матки глинистых шмелей собирают обножки. В одном месте встретел сразу двух маток конского шмеля, что довольно необычно. Других шмелей не видно совсем. У полистов всех трех видов в гнездах появились первые куколки. После заката началось прямо таки нашествие совок на заросли . Вот тут я открыл новую методику сбора насекомых : ловля совок методом кошения. Не скосил кузнечиков - так будут совки, мои хищники голодными не останутся.
Возвращался в глубоких сумерках. И только подошел к ручью. чтобы перебраться на другую сторону, как слышу очень громкий низкий звук. Сначала думал птица, подошел ближе - не вылетает. Звук, вроде бы от самого уреза воды идет. Неужели амфибия? Может таки есть в Донецке квакши? На всякий случай, прежде чем светить в то место. сделал запись, и только потом уже стал там рыться. Но нет, амфибий не оказалось ни одной, вообще никого не оказалось. такое ощущение было. что вокализирует сама земля. Но на земле в свете меркнущего фонарика я с трудом различил нору. В норе, у самого входа сидело мелкое насекомое. Я ковырнул его прутиком, оказалось это жужелица. Явно она орать не могла. Но как только я ковырнул эту нору, неведомый певец заткнулся и больше голоса не подавал. А до этого. сколько я не шуршал ломая ногами тростник и не светил, он это игнорировал. Значит. вероятно, он пел из глубины этой же норы. Тут я вспомнил, что по литературным данным так делают самцы медведок. Все сходилось - дикие медведки как раз живут по берегам ручьев во влажной почве. И там они точно есть, т. к. в один из предыдущих годов я видел в том месте лярру анафему. Вот только никогда бы не догадался, что звук стридуляции медведки такой странный.
В общем. прочувствовал я во время сегодняшних ночных блужданий себя в шкуре Айвена Сандерсона, охотящегося в Суринаме за огромной жабой по звуку, на самом деле издаваемому крохотной лягушечкой.
Возвращаясь городскими дворами, я заглянул в дырки в бетонном ограждении, где давно наблюдаю гнезда Polistes dominula. Какие-то из них были в порядки, какие-то покинуты, вероятно, из-за гибели основательниц, но вот кого я не ожидал там увидеть, так это стрекочущего самца сверчка неизвестного мне вида. размером с бимакулятуса. Пел он точно так же, как и полевой сверчок, в те же фенологические сроки, и если б я случайно на него не наткнулся, то ни за что бы не догадался, что у нас есть такой вид. А полевых сверчков стрекотало великое множество. Так что спрямокрылыми не так все и плохо, но только почему-то лишь в прределах надсемейства Grylloidea.
